”Нет сейчас больше никакого видео-рынка… но мы имеем шанс его пересобрать.” Интервью с клипмейкером Ириной Мироновой.

January 25, 2023


 

Ирина, положение дел в индустрии, не только для клипмейкеров, но и вообще для всех, кто занимается видео-продакшном, за 2022 год изменилось кардинально. Насколько сейчас все плохо?

По моему опыту — а это уже 25 лет — индустрия, как и наше общество, прошла уже несколько «взлётов» и «падений», стадий прогресса и регресса. И сегодняшняя ситуация, хотя и выглядит кризисной, на самом деле не является финалом. Или ситуацией, из которой нет выхода.

Что сейчас важно для нашего профессионального сообщества, которое занимается производством любого видеоконтента — длинного и короткого, рекламного, музыкального, кино, сериалов, и так далее? Важно то, что весь современный контент, и сюжетно и технически, производится по плюс-минус одной бизнес-схеме. И сейчас наступает такое время, которое «перемешает» игроков, и сделает из этой «смеси» новые группировки, которые будут более тесно связаны между собой, чем те, что были раньше. Раньше всё было несколько сепаративно: рекламщики — это рекламщики, клипмейкеры — это клипмейкеры. Да, были исключения, когда рекламный режиссёр снимал музыкальные клипы, а клипмейкер становился кинорежиссёром, но это исключения, которые давались нелегко. В кино клипмейкеры автоматом не попадали, хотя почти все очень хотели. Более того, в другую сторону это тоже не очень работало. Например, помню, как мне жаловалась Аня Меликян, что ей, как режиссёру кино, очень сложно и непонятно работать в коротком формате. Тогда какая-то иностранная группа (вроде бы Rammstein) заказала ей клип, и это стало для неё очень трудным этапом, к которому она больше не возвращалась. И таких примеров много.

Сейчас же ситуация другая. Клипмейкеры, создающие музыкальный аудиовизуальный контент, работают с теми же инструментами, с которыми работают и режиссёры рекламы. Более того, сами формы начинают мутировать друг в друга: мы видим, что сейчас большие фильмы дробятся на более мелкие части, хронометражи фильмов начинают приближаться к сериальным сериям, и наоборот — хронометраж серий некоторых сериалов приблизился к полноценному фильму.

 

Да, они пришли к примерно часовому хронометражу.

Около часа, да. Потом они начали сокращаться, и сейчас подавляющее большинство серий — это 25-30 минут. И тенденция уменьшения серий продолжает происходить. При этом увеличивается количество серий.

Скорость потока аудиовизуальной информации, которая выливается на нас из экранов — смартфонов, телевизоров, лэптопов — увеличивается, а параллельность этих потоков уплотняется. Это и новостной поток, и развлекательный, и обучающий. Последний, кстати, сегодня стал самым плотным, и для многих базовым. Ведь что произошло за последние два года со всеми ВУЗами планеты? Все перешли на онлайн-обучение, произошёл всплеск видеокурсов, «обучалок», образовательных фильмов больших и малых форм — популярность формата выросла в разы и стала гигантским потоком. Настолько гигантским, что сейчас трудно найти человека, который хоть бы раз не смотрел какую-то «обучалку». При этом — да, конечно, невозможно найти человека, не попадающего под новостной или развлекательный потоки: сегодня любой зритель «захватывает» все формы аудиовизуального продукта.

То есть, все эти потоки, так или иначе, начали смешиваться?

Верно! И что это значит для нас? Это означает, что все механизмы, формирующие конфигурации тех или иных форматов — от сюжета и монтажа до способов создания контента — начинают терять свою принадлежность к формату. И плавно начинают мутировать один в другой, снабжая, так скажем, «соседние» форматы контента своими инструментами. Всё это приводит к универсализации любой формы, поэтому при нашей строгой, пока ещё сохраняющейся разделённости на клипмейкеров, режиссёров рекламы, кинорежиссёров и других наших общих коллег и собратьев, мы подходим к той прекрасной точке, когда наши профессиональные навыки пересекаются между собой.

 

Другими словами, появляется возможность быть не узкоспециализированными профи, а именно что заниматься всем, и выходить в новые форматы без потерь?

Абсолютно точно, заниматься всем. А что это значит? Раньше рекламный режиссёр, который, допустим, захотел снять клип, и вообще прийти в новую для себя сферу, задавался вопросом: «А кто меня туда позовёт?» Этот вопрос был ключевым: клипмейкеров практически не звали в кино. Да даже если и звали, то переход предполагался трудным. За 20 лет своей карьеры я получала предложения попробовать снимать сериалы, но я отказывалась, потому что тогда клипы и сериалы были совсем разными форматами, и я понимала, что если и сниму сериал, то я его сниму именно как клипмейкер. Я всегда понимала, что если вы хотите от меня нарезку клипов вместо полноценного кино, о котором я мечтаю — то нет, это не для меня. То есть было явное несовпадение моей профессиональной, опытным путём созданной, личной, авторской возможностью создавать определённый контент, с тем, чем я могла бы быть полезна на рынке.

Теперь времена изменились. Рекламному режиссёру не надо ждать, что его кто-то позовёт снимать клипы. Теперь человек понимает, что ему необходимо искать самому работу, которая ему интересна — это уже вопрос, если хотите, выживания профессионального. А учитывая диффузию форматов и контента, любой профессионал из конкретной сферы становится востребованным в другой. Это то, что я хочу сказать: «Ребята, пришёл момент, когда мы можем быть полезными друг другу в профессиональных навыках, объединятся, пробовать создавать что-то новое в ранее незнакомых для нас сферах». Для этого, например,  существует платформа ReelSource, где мы все на виду друг у друга, и разные «профессиональные группировки» могут делать разнообразный контент, применяя свои возможности. Но, для этого нам надо создать прецедент производства.

 

По-хорошему, уже нет необходимости ждать, пока кто-то куда-то кого-то позовёт?

Да и меня 25 лет назад в клипмейкеры тоже никто не звал. Я в своё время поняла, что меня, может, так никто и не позовёт, пока я сама не сделаю что хочу, и не придумаю, что бы мне ещё сделать. Вот и до сих пор я занимаюсь тем, что придумываю, что бы мне ещё сделать. Сейчас, например, я думаю о том, какой именно сериал я хочу снять, какая у него будет форма, как я могу быть наиболее полезна со своим опытом и знаниями. И я создаю его и как сценарист, и как продюсер, и как шоураннер.

И считаю, что сейчас каждый из нас должен стать для себя шоураннером — то есть придумать то, где ты можешь быть полезным, чему ты можешь научиться, какой ты проект можешь создать сам — не просто в виде каких-то умозрительных фантазий, а в виде конкретных проектов. То есть, я могу сделать то-то и то-то, для этого мне нужно то-то и то-то. И вот с этим выходить на рынок. И тогда окажется, что на твою «телегу» могут подсесть и какие-то другие игроки, с которыми ты можешь что-то сделать. И тут, что важно, уже нет такого разделения, что кто-то только продюсер, а кто-то только исполнитель.

 

Шоураннер, всё-таки — это тоже профессия, с довольно конкретной и даже ограниченной специализацией и набором функций.

Сегодня быть шоураннером — это быть шоураннером самим для себя. Это, прежде всего, личная энергия, произрастающая из абсолютно эгоистического — и здесь это в положительной коннотации — желания сделать что-то конкретное, что-то классное, что-то новое. Это эгоистическое желание — отличный инструмент, на который можно зацепить и какие-то другие работающие механизмы, чтобы это всё начало оживать и работать.

Что сегодня точно не работает, так это так называемый анализ рынка. Нет сейчас больше никакого рынка, и если мы продолжим друг другу говорить: «Так, давайте проанализируем рынок и поймём, нужно ли сейчас снимать клип или не нужно, какие именно сериалы будут работать и на какую аудиторию, и попробуем удовлетворить этот анализ, который мы поймём в результате работы аналитических механизмов…». Нет, всё — так больше не работает! Сейчас рынка не то, чтобы совсем не нет. Он, скорее, находится в разобранном состоянии. Он разрушился, да, но мы имеем шанс его пересобрать.

Более того, другой альтернативы у нас и нет. Мы больше не можем сидеть и ждать как раньше, когда нас уже наконец позовут. Мы все должны учитывать реалии времени и становиться своеобразными «трансформерами». Оглядеться немножко и посмотреть, с кем мы можем соединиться. Шоураннерство здесь — это реализация собственных идей, эгоистического запроса на авторство, на который нанизывается профессиональный уровень, каким бы он не был. Да, и привлечение бюджета, и людей — это всё надо делать самостоятельно.

Это можно сравнить с блоггерами из TikTok и Instagram, где создатели контента фактически и являются такими шоураннерами — и сценаристами, и монтажёрами, и непосредственно исполнителями.

Абсолютно точно. Правда, это произошло немножко отдельно от нашего профессионального потока. В соцсетях появились люди, которые пришли не из сферы профессионального производства видеоконтента, а фактически ниоткуда. У них просто оказались в руках необходимые инструменты: у кого-то смартфон с хорошей камерой, у кого-то крутой микрофон, у кого-то просто эксцентричный характер, харизма и желание быть на виду. Но инструменты всё-таки тут вторичны, а первично — именно их желание что-то делать. И не стоит забывать о главном, что получили блогеры — это фора, связанная с площадками размещения контента, то есть социальные сети. Общедоступное и бесплатное место для эфира — ты нажимаешь на кнопку и выкладываешь всё, что хочешь: картинки, фотографии, ролики, видео, музыку, слова, себя.

И здесь, опять же, наибольшую популярность и востребованность получили смелые и быстрые. Мало просто так сфоткать своё лицо. Нужен поток – много лиц. И каждое должно быть «лучше» предыдущего. То есть еще надо было быть упёртым и играть в долгую. Я помню, что первый раз, когда что-то там для соцсетей снимала, была настроена крайне скептически. А это вообще зачем, какая от этого польза? И я навела камеру смартфона на Фёдора Бондарчука, и он при наведении камеры высунул язык. Я смеюсь, спрашиваю: ”Зачем ты это делаешь?». А Федя ответил: «А что мне ещё делать?». Такая естественная реакция. То есть, когда ты не понимаешь, в чём твой контент, то и получается у тебя каким-то невнятным.

Но да, через некоторое время, после появления социальных сетей, быстро появились некоторые правила: «вот это работает, вот это работает ещё лучше, а вот это плохо, а вот это быстро или медленно», и так далее. То есть это начало приобретать формы действительно потокового контента. Блогеры распознали, во-первых, возможности разных площадок. Например, YouTube — личный канал, может стать такой персонализированной библиотекой, твоим «я», обращённым к зрителю. Это было непонятно сразу, поэтому сначала туда складировали всё подряд. Потом обнаружили, что одни ролики смотрят больше, чем другие — с этим, кстати, связан и взлёт треша. Дальше треша стало слишком избыточно, и — нет, он не исчез, но вытачивал формы всё более и более профессионального производства. Кстати, здесь штука абсолютно математическая — любой контент достигает своего максимума качества производства, но и максимума качества внимания. Например, многие клипы, имеющие миллионы просмотров, сняты на не самые хитовые песни — и они набирают эти просмотры долго, в течение нескольких лет, потому что круто сделаны, и внимание публики к ним не исчезает, несмотря даже на непопулярность песни. А вот на хитовую песню просмотры набираются быстро. Вот вышла песня, её ищут в YouTube, смотрят клип, но, если он не очень, он быстро наберёт свое и остановится.

 

Здесь ещё важно и то, что, грубо говоря, благодаря камерам в современных смартфонах, оператором может стать каждым. С поправкой на «прямые руки», конечно.

Я бы сказала шире. Во-первых, теперь ты сам себе производитель — с помощью мобильного телефона ты можешь один делать работу людей разных позиций и так же самостоятельно размещать его в соцсетях. Во-вторых, в любой современной технике сейчас хорошие камеры — первые Нокии, на которые можно было снимать, были с линзами Leica, самыми лучшими. Это светосильная оптика, она вообще применяется в кино. Плюс, в первых моделях уже была более-менее неплохая матрица, которая все-таки умела держать большое количество пикселей. Дальше менялась только она — становилась больше и с ней увеличивались в размерах сами телефоны. И все — у тебя в руке одновременно киносъемочное и монтажное оборудование, ты не меняя положения руки делаешь все, что тебе нужно. А дальше — о, чудо! — нажимаешь на кнопку и твое детище в одну секунду и абсолютно бесплатно оказывается доступным к вниманию всей планеты. А еще это все можно монетизировать. То есть не просто показать, но и продать. Так что забудьте про разделение на операторов, режиссеров, продюсеров и сценаристов. По своему опыту говорю, что работать в клипах с оператором, умеющим самостоятельно монтировать и понимающим основу режиссерской работы — это абсолютно другой уровень скорости производства, качества картинки. То же самое и со сценаристами и режиссерами.

И сейчас в продакшне рекламы и клипов появилась по сути новая профессия — так называемый «режопер» — и режиссёр, и оператор, и продюсер сразу. У этого явления есть своя побочка, но в основном оно связано с нехваткой времени. И экономией бюджетов. Чем дольше ты делаешь, тем дороже стоит. Поэтому в больших профессиональных формах разные задачи могут на себя брать разные люди, но само понимание чужих процессов колоссально высвобождает возможности режиссера.

 

Происходит вполне логичная синергия разных специальностей.

Да. Я, например, всю жизнь снимаю — хватаю камеру, потому что мне важно понимать пластику кадра. Я до сих пор это делаю, и многие артисты это знают. Говорят: «Давай ты сама оператором будешь, так дешевле». А я отвечаю: «Не, стоп-стоп-стоп, я это делаю не потому, что дешевле, а так результат лучше».

Сейчас удивительное время. Точка абсолютно нового роста, вынужденного роста. Эта вынужденность —  очень крутой мотивирующий инструмент: у тебя просто нет выбора, ты должен развиваться, чтобы выжить. Нам бы всем на съемочной площадке сейчас друг на друга посмотреть внимательно и понять, кто что умеет делать, с кем можно сколлаборироваться и активизировать эту функцию роста. У многих профессиональных людей в этом бизнесе она долгое время была выключена в режиме «фу, это самодеятельность». Мне кажется, эту мысль надо сейчас забыть — или навсегда, или как минимум надолго. Нужно включить эту «самодеятельность» в хорошем смысле слова и придумывать новые формы, новые штуки, которые ты можешь сделать сам один или с кем-то конкретным.

Связан ли этот подход с тем, что индустрия видеоконтента переживает экономический спад?

Так может показаться из-за того, что физически в нашей индустрии стало меньше людей и институций, находящихся в России. Но, на самом деле, сегодняшний абсолютно виртуальный мир онлайна изначально устроен так, что куда бы ты физически ни делся, тебя не отрезает от индустрии совсем, у тебя остаются и возможности заработка, и самореализации, и обучения. Я как сидела, так и сижу в Москве и даже в связи с физическим отъездом большого количества моих коллег, не чувствую их отсутствие в реальности. Мы постоянно на связи, какие-то проекты доделываем в онлайне, а это ничем не отличается от последних трех-четырех лет работы.

Кто-то считает, что в индустрии контента произошел отток денег, но на самом деле они же не делись никуда. Люди продолжают снимать клипы, создавать кино и сериалы, делать рекламные интеграции. Немножко поменялись бренды — когда ушли некоторые зарубежные компании, был момент шока, но на их место быстро пришли другие, они не могли не прийти. По большому счету, бюджеты остались. У кого-то, может быть, даже увеличились, потому что та бешеная скорость, с которой телеканалы производят себе контент, никуда не делась. Закрытие кинотеатров тоже никак не повлияло — у нас и раньше не было такого потока русского кино, чтобы ощутить их уход. Кинотеатры пострадали как бизнес, который показывал контент чужой.

 

Восемьдесят процентов, я смотрел, голливудские фильмы были, и двадцать процентов российских.

Давайте прямо посмотрим на эту ситуацию с разных сторон. Еще до того, как западные компании отказались поставлять нам контент, кинотеатры много теряли из-за пандемии — людей просто физически не пускали в кино. Плюс приход интернета и онлайн-площадок, которые до сих пор набирают обороты, позволили людям смотреть любой контент когда угодно. Сейчас они тоже частично пострадали от недостатка зарубежного контента — это такой щелчок по носу, очень неприятный. Он лишает онлайн-площадки многого, но не лишает главного — перспективы развития. Сейчас мы вынуждены закрывать эту дыру в контенте своими силами, и это прекрасно, о такой «вынужденности» в другие времена можно было только мечтать.

Кинотеатры — это огромные мышеловки, они появились в Америке в эпоху ярмарок. Братья Уорнер придумали на таких ярмарках натягивать простыню и за деньги показывать кино — отличный бизнес. Но, на улице они зарабатывали как уличные музыканты — кто сколько даст, и со временем показы перенесли в помещения, кинотеатры. Получилась мышеловка: заходишь, платишь деньги и смотришь – не заходишь – не платишь – не смотришь. Но, эпоха таких физических ловушек подходила к концу и зрителя невозможно было удержать даже комфортными креслами и поп-корном. Последний бум кинотеатров был связан с появлением оборудования для качественного звука, который какое-то время нельзя было получить в домашних условиях. Потом и это стало возможно, и доводы кинотеатров стали просто смешными: представители бизнеса говорили, что смысл посещения кинозала в совместных переживаниях и ощущениях, в совместной сопричастности. Но у них ничего не вышло — домашняя техника становилась только лучше и доступнее. И появилось все больше онлайн-площадок, и смысл в посещении кинотеатров пропал.

 

А как же знаковые кинотеатры вроде того же «Иллюзиона»?

Я всё же говорю о масс-маркете сейчас. Конечно, кинотеатр останется как диковинка, как такой аттракцион, который все равно должен быть. Но их будет мало, они будут дорогие как Большой Театр сегодня.

Индустрия может и стала меньше, но не схлопнулась —  необходимость в контенте никуда не делась.

Как дальше индустрия будет выживать и развиваться?

Что сейчас делают молодые музыканты, чтобы выжить в индустрии? Вот, например, позавчера я была на презентации одного молодого артиста лейбла DNK Music — он показывал семи-минутный фильм о своей работе над музыкой, который снял сам. Все свои треки он тоже сочинил и записал сам, сам вышел на лейбл. Один человек делает работу сразу за нескольких. Отлично.

Теперь хочется задать вопрос. Я прихожу на эту презентацию, чтобы познакомиться с тем, как это все устроено сейчас и понимаю, что таких ребят, которые делают все сами и выкладывают свою музыку в онлайн, стало очень много. Что дальше? Дальше появляются лейблы, которые помогают им сориентироваться. Артист говорит: «Я сделаю все сам», лейбл отвечает: «Попробуй». Лейблы не вкладывают бюджеты в промо-клип, они смотрят, что снял артист — неважно, что клип сделан на коленке, главное, что он наилучшим образом иллюстрирует музыку. И я спрашиваю у лейбла: «Вы не просите помочь клипмейкеров?», они отвечают: «Практически нет». Я хочу сразу задать вопрос: «А что же делать нам, клипмейкерам?». Хочу, но не задаю, потому что знаю ответ. Мне скажут: «Миронова, с твоими бюджетами ты нам сейчас не нужна, ты в нашу финансовую систему не вписываешься никак. Мы могли бы их найти, но это не результативно, мы не сделаем такой оборот денег, чтобы это отбилось».

И что делать в такой ситуации?

Я должна им что-то придумать и предложить, объяснить, зачем я им нужна. В такой ситуации одни клипмейкеры встают перед глухой стеной и им кажется, что это все, конец. А другие — как я, например — наоборот, с широко раскрытыми глазами говорят: «О, могу придумать, что они сами не сделают, а вместе мы сделаем». То есть, если я хочу этот бюджет (у меня в глубине души эта кнопка аларм, мне нужен большой бюджет, чтобы максимально применить все свои штуки), значит, я должна им сразу большие формы предложить, например. Я могу им предложить сериал сразу, где их артист сам напишет музыку. Он точно не снимет весь сериал сам, но может снять фрагменты. Под конкретного человека, под его музыку и видеоконтент я уже могу разыскивать бюджет. Кто здесь выиграет? Я выиграю, потому что найду те же деньги, как и два-три года назад, но с меньшими усилиями, как если бы я принесла нулевого артиста.

Кажется, что такой “зажратый” клипмейкер делает на презентации этого, будем называть вещи своими именами, нищего артиста? А то: она там встречает таких же “зажратых”, например, МТС Music или «Яндекс Музыка», которые пришли туда ровно за тем же — увидеть, что они могут сделать с этим новым артистом как шоураннеры. Понять, что они могут дать ему, а он — им. Вот эта удивительная вещь сейчас и происходит с клипами.

 


(Интервью подготовлено Иваном Рябовым)

Январь 2023